Перед спектаклем
Кстати, надо бы разыскать Николая.
– Коля! Ты на месте?- Спросил я рацию.
– Да. Ты насчет снежной машины? Я тебя вижу.– Ответил мне он. Радиорубка – одно из не многих помещений, которое позволяет из зала практически как зрители наблюдать происходящее на сцене.
– Ага. Что у тебя не работает? Какие симптомы?
-Не отвечает по управляющему сигналу ни на тест, ни на сигнал на работу.
– Понял. Сейчас посмотрю.
То есть управлять со своего пульта Коля снежной машиной не может. Ничего я еще на самом деле не понял. То ли Сан Саныч, то ли Сан Палыч в ней с утра копались. Ничего мне не передали. А теперь в условиях минимального времени мне нужно разобраться и починить.
Железная конструкция с хорошо заметными головами прожекторов и прикрепленной по ее центру чуть ниже снежной машиной плавно подплыла почти к самой сцене. Семен решил обо мне позаботился и спустил оборудование так, чтобы не ковыряться в нем с задранной головой.
Из рации раздался серьезный голос Семена:
– Алексей! Секция тебе спущена. Как только закончишь – тут же сообщи.
– Хорошо. Спасибо. – Я понимал, что лишний раз нервничать перед спектаклем Семен Никифорович не хочет.
Из правого выхода на сцену появилась бригада монтировщиков.Полтора десятка мужиков разного возраста и роста, одетые, как и я, в черные куртки – униформу деловито принялись за растаскивание огромной кучи разнообразного реквизита. Большинство, в виде особого шика старались носить еще и черные джинсы и кепки. Такая светомаскировка иногда приносила пользу, если по ходу спектакля нужно было незаметно для зрителя подправить со стороны кулис разболтавшуюся конструкцию. Был и еще один заметный аксессуар у членов этой команды – черные матерчатые перчатки, чтобы не оставлять отпечатков рук на декорациях.
Я подошел к спустившейся секции и занялся делом. Прежде всего, надо проверить специальным тестером-отверткой наличие у прибора электропитания. Ага, работает. Теперь система управления. Так, зеленый светодиод рядом с гнездом, в которое воткнут разъем серого кабеля управления, честно помаргивает. Связь есть. Может, нет жидкости или забилась форсунка, через которую она выплевывается? Так, бочок с жидкостью на две трети полон, форсунка вроде тоже не забилась. Придется открыть небольшой кожух, и, нажав там серую кнопку, смонтированную на плате внутри прибора, вручную попробовать его работу.
Сняв кожух и заглянув внутрь прибора, я с удивлением обнаружил мирно лежащей в углу корпуса, рядом с платой управления одну из моих отверток, выданных Сан Палычу по незнанию его гениальных способностей. Как он умудрился,оставив отвертку внутри, закрутить на все винты кожух – загадка. По-видимому, кто-то еще повелся на его нехитрые уловки и лишился своей отвертки. А может случайно вторую нашел. Значит, в прибор утром лазил Сан Палыч, и конечно забыл рассказать о своем подвиге.
Забрав находку и нажав на нужную кнопку тонкой длинной отверткой из моего арсенала, я с удовлетворением услышал легкий гул насоса, а спустя секунду из форсунки на пару метров стал вылетать плотный поток снежинок. Может забытая отвертка как-то сместилась и стала причиной проблемы?
– Николай! – Позвал я. – А попробуй сейчас управление. У меня сам прибор работает.
– Сейчас. – Отозвалась рация. И, спустя несколько томительных секунд, – Нет, от меня не работает.
Что же делать? Проверять сигнал управления, оторвав его от другого прибора? Переключить кабель не долго. Но много времени уйдет на его перепрограммирование. Это надо делать не в последний момент перед спектаклем. Так можно еще что-нибудь сломать. Придется разбираться рано утром, перед репетициями.
– Алексей! Это Катя. – Вдруг заговорила моя рация.- Ты знаешь, у меня вся правая половина приборов не отзывается.
А вот это уже серьезно! Как мы будем работать на спектакле без света?!
– Как это – не отзывается? – удивился я.
– Во всех сценах сигнал на управление уходит, а приборы не работают.
Интересно. Те же проблемы, как и у Николая. А не система ли передачи сигналов управления сломалась?
– Катя! Я сейчас проверю блоки коммутаторов по управлению. Может там проблема. – Сказал я, и почти бегом побежал к своим шкафам на правую половину сцены.
Много лет назад любая система управления представляла собой пульт, от которого шли кабели к управляемым устройствам. Каждому устройству – свой кабель. Теперь, с появлением цифровой техники, сигналы управления поступают в коммутаторы, обычно называемые хабами, которые заняты их многократным повторением и передачей управляющим модулям, стоящим внутри нашей театральной техники. Как метро для разных сигналов – есть вход и выход и есть транспортная система. Между хабами имеются современные, оптические линии связи. Система весьма надежна, но если у вас сломался такой хаб, то вполне вероятно появление поломок, с которыми я столкнулся сейчас – «все исправно и ничего не работает».
За управление световыми приборами, а, кстати, и куском сети управления спецэффектами, отвечал хаб в правом центральном коммуникационном шкафу. Открыв шкаф, я быстро убедился, что собственная сигнализация хаба показывает -все его модули работают исправно. А вот сигнала от его соседа, собирающего и передающего сигналы от пультов управления, я не увидел.Короткий кабель из оптических жил, соединяющий разъемы магистрального кабеля данных, проложенного в недрах нашего здания и хаба, на первый взгляд выглядел целым, но, приглядевшись, я обнаружил в нижней части петли, почти касающейся основания шкафа, повреждение – как будто кто-то много раз водил по ней острой бритвой и взлохматил оплетку.
Рассмотрев внимательно это место, я без труда увидел, что повреждена не только оболочка, но и тоненькая оптическая жила самого кабеля. А около места, где находилась петля, оказалось несколько подозрительных черных продолговатых горошин, сильно напоминающих мышиный помет. Вот так всю жизнь – мы осваиваем передовые технологии, а маленькая мышка, попробовав кабель на зуб, легко их разрушила. Причем, что поразительно, здесь на сцене постоянно ходит масса людей. Шум, музыка, а нашей театральной мышке – все нипочем.
Запасные кабели для соединения хабов у нас были на складе в радиоцехе. И за одним из них надо было сбегать.
– Семен! Николай! Катя! – позвал я в рацию. Я нашел повреждение на кабеле управления. Сейчас сбегаю за заменой. Вернусь через пять минут.
– Хорошо. – Ответила рация голосом Семена. Я, пока ты бегаешь, секцию немного приподниму. У тебя там все закрыто?
– Лучше не надо. – Отозвался я. – Я должен проверить результат.
Прикрыв шкаф и захватив на всякий случай с собой неисправный кабель, я помчался к выходу со сцены, лавируя между монтировщиками, которые как муравьи вдвоем, втроем, а то и большим коллективом, деловито передвигали различные предметы. Склад запасных частей, где у нас хранятся запасные кабели к различным системам, находился на минус втором этаже.
Быстренько найдя запасной кабель и взлетев по лестнице обратно на сцену, я, переводя дыхание, и чуть не столкнувшись с бутафорской колонной, загоняемый монтировщиками в правый «карман»,поспешил к своему шкафу и подключил новым кабелем нужные разъемы. На хабе загорелся зеленый сигнал, говорящий, что соединение с другим хабом установлено. Теперь стоило попробовать оборудование.
– Катя! – позвал я.
– Слушаю – отозвалась она.
– Попробуй еще раз проверить свет. – Попросил я.
– Пробую. – Отозвалась она после небольшой паузы, и как будто в ответ, справа на ближайшей ко мне световой башне ожили три световых прибора.
Приподняв и направив вверх черные корпусы, словно головы только что разбуженных необычных зверей, приборы как циклопы, зажгли свои единственные световые глаза. Несколько десятков приборов висящих на разных софитах и конструкциях правой стороны повторили это не хитрое, но точное движение, одновременно направив свои линзы в разные стороны и включившись, залили сцену морем света.
Вот не первый разя смотрю за одновременной работой наших прожекторов, и каждый раз восхищаюсь четкостью и нереальностью этого фантастического зрелища! Да и впечатление от неожиданного яркого освещения не слабое.
– Работает! Леша ты – умница. – Голос Кати, даже искаженный рацией передавал радость и благодарность. Прожектора плавно погасли.
– Сильно. – Это голос Семена Никифоровича, явно удивленного неожиданной яркой подсветкой.
– Я сейчас машину попробую – это Николай.
Спустя секунду из сопла снежной машины, висящей на опущенной пятой секции, полетело облачко снежинок.
За что я люблю свою работу – так это вот за такие минуты.
– Леша! Я секцию убираю. Она мне мешает. – Раздался неподалеку, продублированный рацией голос Семена. Он перемещался в мою сторону вместе с пультом, чтобы начать следить за подвешиванием мягких декораций, и я в принципе мог разговаривать с ним без помощи рации. Он все видел, понял, что работа закончилась, и спешил продолжить свое основное дело – монтаж декораций к спектаклю.
– Мне нужна еще минута, чтобы закрыть три винта на снежной машине. – Ответил я.
Я поспешил закрыть шкаф с хабом, не забыв подвесить в специальные держатели только что замененный кабель, чтобы мышка до него не добралась, и пошел к снежной машине.
– Коля! У тебя все работает? – спросил я по дороге в рацию.
– Да. Спасибо. – Ответил он.
– У меня тоже.- Подтвердила Катя.
Выбрав из двух имеющихся у меня теперь одинаковых отверток, первую попавшуюся я поставил на место кожух, снятый на снежной машине, и закрутил три винта.
– Семен. Работа закончена. Спасибо. Можно поднимать. – Сказал я в рацию.
– Замечательно. Отойди оттуда. – Ответил он.
Пользоваться рацией, сообщая туда об окончании работ – способ проявления уважения к коллегам. Все торопятся, чтобы успеть переделать свои дела к началу спектакля и информация об окончании своей работы сэкономит кому-то время, которое он может потратить, чтобы об этом узнать.
Слегка вздрогнув, секция плавно и бесшумно поползла вверх, в темноту, за пределы видимого пространства. Но уходить до окончания подготовки сцены к спектаклю мне не следовало. Я решил вернуться на пост к Анне Семеновне. Во-первых, там достаточно безопасное место при монтировке и проверке подвесных декораций, а во – вторых я буду там у нее и у коллег под рукой.